|
Garshin.Ru |
|
Лексиконы |
|
Пишите |
|
|
Невозможно постичь истину, не зная ее истоков
|
Разделы страницы о латышском узоре "Уж" (ZALKTIS) в традиционном народном орнаменте:
В латышском орнаменте известны две формы начертания этого знака — изогнутая (S-образная) и ломаная (Z-образная). S-образная форма относится к знакам, образованным на графической основе круга, но в настоящее время концептуально связана с Z-образной. Э. Брастынып и Е. Бине не выделяли знак «ужа» как самостоятельный знак, считая его соединением двух знаков месяца — «растущего» и «убывающего». А. Дзервитис обозначал «ужа» как «половину свастики», Э. Паэгле — наоборот, рассматривал свастику как «двух свившихся ужей». Все из опрошенных мной информаторов называли этот знак «ужиком».
В орнаментальной композиции этот знак часто занимает центральное место, хотя известно его использование и в качестве окаймления основного узора. Нередко он дополнен скобами. В пластической форме этот знак встречается в виде застежекзапонок kniepkenes и металлических подвесок. Существуют разные гипотезы относительно того, когда этот знак получил название «ужа». Анете Карлсоне свидетельствует, что это название — один из народных терминов узора на поясах. Г. Земитис и В. Розенберг полагают, что оно возникло в первой половине XX в., и до этого не было известно в народе. Народные названия этого знака в Руцаве — «червяк» (ķirmenis), в Крустпилсе — «ножка», «крючочек», «веточка» (kājiņa, kāsīte, zariņš). Возможно, общее имя змеи было у латышей табуировано (на это может указывать большое количество имен-заменителей в текстах заговоров).
Этот знак известен на территории Латвии с эпохи позднего железного века и впервые появляется в текстиле X—XII вв. (Таб. XII, 1-4).
Он встречается чаще и разнообразнее в балтских областях, и реже — в Западной и Северной Видземе и Северной Курземе (в землях ливов). Для эстонского орнамента этот знак не характерен; ливы, видимо, переняли его от балтов. Технологически он наиболее приемлем для поясов (в т. ч. каймы и подвязок). Наиболее сложные и разнообразные мотивы этого знака встречаются в поясах из областей Лиелварде, Крустпилс, Латгале, в кайме виллайне восточнолатышского и земгальского типов, в вышивке виллайне и рубах из Руцавы и Саки. На знаменитом поясе начала XIX в. из Мадоны вытканы 8 вариантов этого знака. Особенно часто знак «ужа» встречается в украшении свадебной одежды — в частности, на перчатках жениха (см. илл. 4, № 2—3 — фото реконструкции древнейших из известных нам латышских перчаток жениха со знаками «ужа»). «Ужиков» вывязывают на варежках в подарок на крестины, это был одним из первых подарков новорожденному (илл. 4, № 1). S-образные фигуры — постоянный элемент украшения намогильных крестов и других кладбищенских памятников Восточной Европы, в том числе и Латвии.
Среди исследователей существует две версии этимологии этого знака: одни относят его к культу месяца, считая графическим изображением двух месячных серпов, другие — к культу змеи и ужа.
Культ месяца был рассмотрен в предыдущей статье. Как правильно отмечает Г. Земитис, по-видимому, при изображении ужа, других животных, пресмыкающихся и птиц в латышском орнаменте не было своего определенного и единственного графического обозначения. Его символ появился позже, когда про-изошло слияние элементов культов месяца и ужа (они оба связаны со стимуляцией плодородия).
Все мои информаторы описали настоящий знак как «ужа», реже — «змею», как «символ моей Лаймы (счастья), все в тебе, не пускает наружу, всё хорошее» (Д. Клинтс), как «символ жизни, силу, долгую жизнь, символ Лаймы (счастья)» (И. Мадре), «мудрость» (Л. Медниеце).
Культ ужа и змеи занимает значительное место в латышской (как и в литовской) народной культуре. Уж — один из древнейших персонажей балтийской мифологии. Скульптуры, костяные изображения ужей встречаются в археологических раскопках на территории Латвии и датируются поздним неолитом (поселение Абора, Таб. IV, 61).
Письменные источники, начиная с эпохи средних веков, повествуют о существовании у латышей, литовцев и эстонцев культа змей и ужей 129. Так, Дионисий Фабрициус (XVII в.) пишет, что в домах латышей откармливают ужей до такой степени, что те становятся ленивы и не трогают скот и людей, а дети с ними играют. Он сообщает о верованиях латышей в то, что кормящиеся у них в домах змеи отбирают молоко у соседских коров и приносят его своим 130 (ср. поверье о змееобразном демоническом существе пукисе, живущем у некоторых хозяев и летающем к соседям похищать зерно, молоко, масло, водку, деньги).
Источники XVII—XVIII вв. повествуют даже о человеческих жертвоприношениях змеям у эстонцев (Д. Менгеринг). А. Гупель (вторая половина XVIII в.) приписывает змей, особенно ужей, живущих в домах и вскармливаемых молоком, Молочной матери, Мар 131, а Г. Ф. Стендер прямо идентифицирует эту Молочную мать со змеями и жабами 132. Источники XVIII в. сообщают также о некой Брекине (Breckin, Brehkiņa) в связи с Молочной матерью и культом змей и жаб у латышей. Возможно, что это было именем нарицательным, обозначающим женщину в доме, которая исполняла эти культы. Г. Ф. Стендер пишет: «Кричавшая Брекиня была старой прт-скивалкой в доме, которая как защитница змей и жаб, кричала каждому входящему, чтобы он не раздавил ее Молочную мать. Кликомые криком „Brehkt Peenu mahtes", Молочные матери были змеи и кроты» ш. О хорошей сохранности культа змей и ужей у латышей свидетельствуют собранные в конце XIX — начале XX вв. фольклорные материалы. Вот некоторые поверья об ужах, собранные П. Шмитом: «Ужи раньше жили в домах людей, ели с детьми из одной тарелки, спали с ними» (LTT 33647), «Ужи с золотыми ушками сосут коров» (LTT 33646), «Ночью ужи высасывают молоко у коров тех хозяев, которые их не привечают, и приносят молоко тем, кто их привечает» (LTT 33645), «Кто бьет ужей, выгоняет святость из дома» (LTT 33658), «Кто убьет ужа, тот убьет свое счастье» (LTT 33659).
Ф. Трейланд-Бривземниекс собрал и издал во второй половине XIX в. т. н. «змеиные слова» — заговоры против змей и для их привлечения 134. Многие тексты заговоров и народных песен повествуют о змее как о символе женских божеств Мары или Лаймы, охраняющей скот и детей: «Черная змея заползла в мой коровий хлев; / Это была не черная змея, это была коровья Маршава» (LFK К 99, 5149). Почти обязательное наличие знака «ужа» на детских варежках и поясках подтверждает связь графемы со змеиным культом (см. илл. 4, № 1). Хотя когда это сближение оформилось в сознании носителей латышской культуры окончательно — остается не вполне ясным.
).