|
|
|
Невозможно постичь истину, не зная ее истоков
|
Разделы страницы о латвийском узоре "Зигзаг" (LĪKLOCIS) в традиционном народном орнаменте латышей:
Зигзаг в форме ломаной или волнистой линии — один из древнейших орнаментальных знаков в истории человечества; он известен с эпохи верхнего палеолита: ряды горизонтальных и вертикальных зигзагов покрывают костяные, роговые, каменные и керамические изделия, найденные на территории Евразии.
В латышской народной терминологии этот орнаментальный знак называется līkumiņš («извилина»), ūpīte («речка»). В латышской мифологической школе он определяется как символ вод земных и небесных, и соответственно женского божества Мары (Māras zīme) [древнеславянская Морана].
Кроме того, зигзаг часто понимается как символ «змеи» или «ужа».
Зигзаг — один из наиболее стабильных орнаментальных знаков. В Латвии зигзаг известен на предметах из кости и рога, относящихся к VIII тысячелетию до н. э. (Таб. V, 3, 4). Ломаный зигзаг был чрезвычайно широко распространен до начала обработки металла; в среднем неолите на гребенчато-ямочной и пористой керамике, с конца III тысячелетия до н. э. на шнуровой керамике встречается и волнистый зигзаг (почти всегда он украшает верхнюю часть сосуда, см. Таб. V, 8—14).
В эпохи бронзы, раннего и среднего железа интенсивность употребления зигзага уменьшается, но в позднем железе существенно возрастает: он почти всегда имеется на металлических украшениях — браслетах, кольцах, сактах, ожерельях, девичьих венках, цепедержателях, на других кованых украшениях, на краях керамических изделий (особенно с изобретением гончарного круга и в лощеной керамике, чье происхождение связывают со Скандинавией). Женские наплечные накидки — вилл айне, полотняные обмотки для ног по краю украшены металлическими кольцами-заклепками, образующими зигзаг (см. Таб. V, 23). Постоянно встречается он и в технике целайне (поясов, кантов), в которой соединяются тканье и плетение.
Узор в виде двух сплетенных зигзагов известен у балтов на металлических трапециевидных подвесках к венку и в тканье; в позднем средневековье он появляется на круглых сактах, часто в сочетании с мотивом круга (Таб. V, 38—47), на металлических венках Земгале (Таб. V, 29). По-видимому, тут он имел скандинавское происхождение. Зигзаг играет активную роль в организации орнаментального пространства: разделяет его части, подчиняет себе или группирует вокруг себя другие знаки (то есть выступает в качестве знака третьего порядка — см. «Грамматику орнамента», глава 2). Аусма Трейя указывает, что зигзагом она обычно разделяет другие знаки, вывязывает его на кромке варежек.
В XVIII—XX вв. зигзаг входит составной частью в большинство сложных орнаментальных композиций, и как самостоятельный, выделенный элемент встречается на перчатках, варежках (чаще всего на манжетке или ограничивая орнаментированную манжетку), в вышивке воротников и рукавов рубах, женских шапочек, девичьих венков, виллайне, целайне, поясов, тканых подвязок (Таб. V, 33-37). В ломаном зигзаге часто можно усмотреть ряд шевронов — «крыш», повернутых острым углом друг к другу. Перевитые ломаные зигзаги легко образуют ряд ромбов.
Зигзаг, равно как и крест, по происхождению — нижнепалеолитический знак. Значения зигзага как «воды» и «змеи», возможно, относятся к наиболее древнему историческому периоду 98.
Однако, как и другие универсальные знаки, зигзаг нельзя жестко связать с каким-либо одним культом. Для переднеазиатского и европейского регионов наиболее вероятна его связь с кругом следующих символов — водой, землей, змеей, волосами, гребнем. А. Голан пишет, что в орнаменте на керамике неолита зигзаг символизировал «воды земные» (в горизонтальном виде) и «небесные» (в вертикальном), падающий дождь
В неолите зигзаг, возможно, ассоциировался с Небесной богиней — подательницей вод, в эпоху бронзы также и с мужским божеством неба — подателем оплодотворяющего дождя.
Зигзаг как графическое отображение и символ молнии известен до сих пор в латышской народной орнаментике (подобная народная этимология этого знака была записана в районе Крустпилса).
Латышское līklocis («зигзаг») происходит от глагола līkt — «гнуться, сгибаться» (līkumiņš— «изогнутость»). Я. Эндзелин приводит еще одну, правда, сомнительную этимологию от līgot — «колыхаться, качаться».
В современной орнаментальной мифологии зигзаг в его обозначении воды, связывается почти всегда только с образом реки: Liku, loku ūpe tek, zelta zirņa meklēdama («Извилисто течет река, ища золотую горошину»). Дайна Клинтс трактует зигзаг как знак воды, «очищающей святости». У латышей река часто загадывается как «изгиб к изгибу» (līkums pie likuma, М № 3250), «извилистый пояс отца» (līču loču tēva josta, M № 3250), «путь», «радуга». Река же в латышских народных представлениях выступает как знак границы (в особенности в свадебных обрядах). Вот как это отражено в народных песнях: Strauji tēk tā ūpīte, redzēj' mani atvedam; / Turāt, brāļi, kumeliņus, lai ūpei ziedu metu (LD 18449) — «Бурно течет эта речка, видя как меня увозят; / Придержите, братья, коней, я брошу реке жертву». Par Ventinu mani veda, ko Ventai ziediem devu? / Plostam devu raibus cimdus, Ventai vara griedzentiņu... (LFK К 1737, 1220) — «Через Венту меня переводят, что дам Венте в жертву? / Плоту дам пестрые рукавицы, Венте — медное колечко». Par ūpīti es pārvedu brālītim līgaviņu, / Lai paliek aiz ūpītes visas ļaužu valodiņas. (LFK К 1136, 878) — «Через речку переведу брату невесту, / Пусть останутся за рекой все людские слова».
Кроме того, река выступает в качестве священного вместилища, она «полна душ», оттуда появляются дети и календарное божество накануне своего праздника: Visas ūpes cauri jāju, Daugavinu nevarēju, / Daugavinu nevarēju, tā bij' pilna dvēselīšu. (LD 29628) — «Все реки переезжаю на коне, через Даугаву не могу, / Через Даугаву не могу, она полна душенек»; Kas Rīgā apakš tilta Jāņu nakti dulpējas? / Tas Jānītis dulpējas, Šai zemē atnākdams. — «Кто в Риге под мостом копошится Яновой ночью? / Это Янис копошится, приходя на этот свет». Река наряду с морем выступает и в качестве посредника между «этим» и «тем» мирами: она уносит солнце вечером «на тот свет». Видимо, речь в данном случае идет о реках, впадающих в Балтийское море, то есть текущих на запад. Хотя связь воды (реки) и змеи хорошо известна многим народам Евразии, материал латышской орнаментики не дает на нее прямых указаний.
Сегодня латышские мастерицы связывают зигзаг также с весной, возрождением природы (JL Медниеце), счастливой согласной жизнью, дорогой, постоянным движением (И. Мадре; см. илл. 6, № 2—3).